понедельник, 10 октября 2011
Название: Дневник
Автор: Bell
Фэндом: Гарри Поттер
Пейринг: Люциус Малфой/Драко Малфой
Тип: Слеш
Рейтинг: PG-13
Размер: мини
Жанр: Романтика, Драма
Размещение: Только с этой шапкой.
Это было на летних каникулах. Драко почему-то хорошо запомнил тот день. Солнце светило ярко, а на голубом небе не было не единого облачка. Мать уехали в гости к Северусу, она звала и его тоже, но Драко отказался от поездки по причине того, что ему стыдно было хотя бы даже показываться на глаза профессору после провала на Астрономической башне.
Утром он долго валялся в постели, маясь бездельем, так собирался провести и остаток дня, как вдруг ему в голову пришла идея. Достаточно бессмысленная идея пойти в кабинет отца. Как будто он не был там вчера, позавчера... Как будто был хотя бы один день, когда, будучи в Малфой-Мэноре он не заходил туда, не сидел в кресле Люциуса, не брал в руки его перо, лежавшее на столе и не писал бесконечные письма, которые одно за другим летели в корзину для бумаг или же поддавались заклятию уничтожения, ведь отправить письмо в Азкабан это все равно что... Все равно, что не отправлять его вообще, чем парень и занимался весь . Невыносимая тоска глодала его изнутри, когда он думал об отце, а думал он о нем постоянно.
Зайдя в кабинет, он, как всегда, огляделся вокруг - не изменилось ли чего. Глупо. Что может измениться в кабинете, хозяин которого его не посещает? Однако он заметил, что верхний ящичек письменного стола выл немного выдвинут вперед, чего не было раньше. Возможно, Нарцисса искала какие-то документы, или же просто хотела посмотреть, что там хранится. Драко подошел к столу и выдвинул ящик так, как это позволял сделать стол.
Куча документов, писем и еще каких-то бумаг неизвестного назначения открылась его взору. Он вытряс содержимое ящика на стол и уселся в кресло. Его волновала каждая мелочь, связанная с отцом.
Вот какие-то рабочие документы, вот письмо от Снегга, который пишет, что обучает Поттера оклюменции и тот просто отвратителен. Драко усмехнулся.
- Хах... Еще бы, - еле слышно прошептал он, обращаясь ни то к письму, ни то к самому себе.
Тут он заметил в стопке черный уголок тетрадки. Интересно, что бы это могло быть? Своими тонкими пальцами он потянул за краюшек и вытянул то, что оказалось дневником. Не долго думая, он открыл его и принялся читать. Дневник велся на протяжении долгих лет. Драко листал страницы, рассеянно пробегая глазами по строчкам и останавливаясь там, где на его взгляд были самые интересные моменты.
"Драко еще совсем маленький, но он подает большие надежды. Он превосходно летает на метле. Думаю, он станет отличным ловцом."
"Наконец-то Темный Лорд восстанет, я подложил дневник девчонке Уизли. С ее помощью мы истребим всех грязнокровок и очистим этот мир."
"Как я и думал, Драко взяли в слизеринскую сборную по квиддичу."
"Мальчишка Поттер испортил весь мой план по воскрешению Темного Лорда."
"Этот кретин Хагрид теперь будет знать, что на уроках не показывают подобных созданий."
"Теперь Наш Лорд снова с нами. Это все, о чем мы так долго мечтали."
Драко перелистнул очередную страницу и замер. Дышать стало трудно, если бы он стоял, то, наверное, упал бы на колени.
"Мой сын Драко становится все прекраснее. Я не знаю, как долго еще я смогу сдерживать свое влечение к нему, но я постараюсь сделать все, что в моих силах, что бы ничего из того, чего я так желаю, не произошло. Ведь это аморально и отвратительно грязно. И все же я не могу смотреть на него, да что там... Я не могу находиться в его присутствии."
Одна капля. Вторая. Третья. Слезы капали на пожелтевшие от времени листы дневника.
- Отец...
Он не плакал уже почти год. Ведь Малфоям нельзя плакать.
Автор: Bell
Фэндом: Гарри Поттер
Пейринг: Люциус Малфой/Драко Малфой
Тип: Слеш
Рейтинг: PG-13
Размер: мини
Жанр: Романтика, Драма
Размещение: Только с этой шапкой.
Это было на летних каникулах. Драко почему-то хорошо запомнил тот день. Солнце светило ярко, а на голубом небе не было не единого облачка. Мать уехали в гости к Северусу, она звала и его тоже, но Драко отказался от поездки по причине того, что ему стыдно было хотя бы даже показываться на глаза профессору после провала на Астрономической башне.
Утром он долго валялся в постели, маясь бездельем, так собирался провести и остаток дня, как вдруг ему в голову пришла идея. Достаточно бессмысленная идея пойти в кабинет отца. Как будто он не был там вчера, позавчера... Как будто был хотя бы один день, когда, будучи в Малфой-Мэноре он не заходил туда, не сидел в кресле Люциуса, не брал в руки его перо, лежавшее на столе и не писал бесконечные письма, которые одно за другим летели в корзину для бумаг или же поддавались заклятию уничтожения, ведь отправить письмо в Азкабан это все равно что... Все равно, что не отправлять его вообще, чем парень и занимался весь . Невыносимая тоска глодала его изнутри, когда он думал об отце, а думал он о нем постоянно.
Зайдя в кабинет, он, как всегда, огляделся вокруг - не изменилось ли чего. Глупо. Что может измениться в кабинете, хозяин которого его не посещает? Однако он заметил, что верхний ящичек письменного стола выл немного выдвинут вперед, чего не было раньше. Возможно, Нарцисса искала какие-то документы, или же просто хотела посмотреть, что там хранится. Драко подошел к столу и выдвинул ящик так, как это позволял сделать стол.
Куча документов, писем и еще каких-то бумаг неизвестного назначения открылась его взору. Он вытряс содержимое ящика на стол и уселся в кресло. Его волновала каждая мелочь, связанная с отцом.
Вот какие-то рабочие документы, вот письмо от Снегга, который пишет, что обучает Поттера оклюменции и тот просто отвратителен. Драко усмехнулся.
- Хах... Еще бы, - еле слышно прошептал он, обращаясь ни то к письму, ни то к самому себе.
Тут он заметил в стопке черный уголок тетрадки. Интересно, что бы это могло быть? Своими тонкими пальцами он потянул за краюшек и вытянул то, что оказалось дневником. Не долго думая, он открыл его и принялся читать. Дневник велся на протяжении долгих лет. Драко листал страницы, рассеянно пробегая глазами по строчкам и останавливаясь там, где на его взгляд были самые интересные моменты.
"Драко еще совсем маленький, но он подает большие надежды. Он превосходно летает на метле. Думаю, он станет отличным ловцом."
"Наконец-то Темный Лорд восстанет, я подложил дневник девчонке Уизли. С ее помощью мы истребим всех грязнокровок и очистим этот мир."
"Как я и думал, Драко взяли в слизеринскую сборную по квиддичу."
"Мальчишка Поттер испортил весь мой план по воскрешению Темного Лорда."
"Этот кретин Хагрид теперь будет знать, что на уроках не показывают подобных созданий."
"Теперь Наш Лорд снова с нами. Это все, о чем мы так долго мечтали."
Драко перелистнул очередную страницу и замер. Дышать стало трудно, если бы он стоял, то, наверное, упал бы на колени.
"Мой сын Драко становится все прекраснее. Я не знаю, как долго еще я смогу сдерживать свое влечение к нему, но я постараюсь сделать все, что в моих силах, что бы ничего из того, чего я так желаю, не произошло. Ведь это аморально и отвратительно грязно. И все же я не могу смотреть на него, да что там... Я не могу находиться в его присутствии."
Одна капля. Вторая. Третья. Слезы капали на пожелтевшие от времени листы дневника.
- Отец...
Он не плакал уже почти год. Ведь Малфоям нельзя плакать.
среда, 05 октября 2011
Название: Естественный Обливэйт
Автор: Bell
Фэндом: Гарри Поттер
Пейринг: Люциус Малфой/Драко Малфой
Тип: Слеш
Рейтинг: PG-15
Жанр: Романтика, Драма
Размещение: Только с этой шапкой.
И кто-то другой
Сжигает мосты
И любит его*
Телом твоим... (с.)
Слот - "Клон"
Весь канун Рождества, а, точнее, сидя за обеденным столом во время завтрака, обеда и ужина, греясь вечером возле камина, в котором игристо переливались языки пламени и приятно потрескивали дрова, с бокалом изысканного красного вина в руке и, удаляясь на ночь в свою комнату, Драко было как-то странно не по себе. Он сумел сделать вывод, что подобным образом на него действует присутствие отца, вот только почему - для него оставалось вопросом, ответ на который найти будет крайне тяжело.
Данное суждение ему удалось вывести по нескольким причинам. Во-первых он не видел Люциуса достаточно давно. В начале его каникул тот был на каком-то очередном "особенно важном" задании, порученном ему Темным Лордом, и вернулся только прошлой ночью, под утро. Драко слышал хлопок аппарации во дворе, стук входной двери и тихий звук шагов, который постепенно становился все громче и громче и, наконец, скрипнула его собственная дверная ручка, но потом шаги стали вновь отдаляться, а мальчик провалился в сон. Во-вторых, когда отец находится рядом, особенно в столь опасной близости, что приходится сдерживаться, что бы не протянуть руку и подававить желание дотронуться до его бледной, мертвенно-белой кожи, дышать становилось труднее, создавалось ощущение, что легкие скованны железной цепью, а по середине находится большой замок, который тянет их куда-то вниз, склеивая с желудком. По истине отвратительное чувство, Драко готов был поклясться в этом кому угодно.
Незаметно от родителей, Малфою-младшему удалось стащить из гостинной практически не тронутую отцом бутылку виски. Пожелав mama и papa спокойной ночи, он оставил их.
***
Он лежал на кровати, допивая третий бокал. Вы, наверное, спросите: Какой дурак станет пить виски из бокала? Но что оставалось делать наследнику старинного рода Малфоев, когда под рукою не было стакана, а пить из горла ему не позволяла столь хорошо привитая ему с самого раннего детства фамильная гордость? На самом деле, Драко никогда раньше не пил виски. Максимум, что он мог себе позволить до этого момента - немного вина на праздник, или же бутылку сливочного пива в Хогсмиде, или просто с друзьями на какой-нибудь вечеринке, посвященной, к примеру, победе Слизерина в матче по квиддичу.
Естественно, что с непривычки ему стало нехорошо. Сделав последний глоток, он опустил руку, и тут же послышался звук бьющегося об пол стекла, но Драко уже не слышал. Он закрыл глаза...
Картинки мелькали яркими вспышками, сердце глухо отдавалось в висках.
Маленькое хрупкое тело в чьих-то сильных и теплых руках...
Капельки пота не бледной коже, усеянной небольшими синяками...
Плачущий ребенок лет семи, совершенно голый, сидит на белой, но окровавленной простыне...
Серебристые волосы...
Плачущий ребенок.
Серебристые волосы.
Тусклый свет прикроватной лампочки.
Все больше и больше серебристых волос.
Драко проснулся в холодном поту. Его всего трясло и хотелось пить, но ему было не до этого. Моменты забытого прошлого продолжали мелькать в голове все так же ясно, как и во сне.
Тот маленький беззащитный мальчик - это он, Драко, в том периоде собственного детства, которого совершенно не помнит, будто память отшибло.
Все наши предпочтения так или иначе имеют сексуальную основу. В данном случае чувства к собственному отцу были вызваны сексуальным опытом, полученном с ним же в детстве. Человеческое сознание имеет свойство скрывать воспоминания, с которыми связано наибольшее количество отрицательных эмоций, но это не означает, что этих воспоминаний нету. Даже Обливэйт не способен уничтожать. Они есть, просто где-то слишком глубоко. Некая самооборона человеческого организма.
* в оригинальном тексте местоимением является "её" ("и любит ее...").
Автор: Bell
Фэндом: Гарри Поттер
Пейринг: Люциус Малфой/Драко Малфой
Тип: Слеш
Рейтинг: PG-15
Жанр: Романтика, Драма
Размещение: Только с этой шапкой.
И кто-то другой
Сжигает мосты
И любит его*
Телом твоим... (с.)
Слот - "Клон"
Весь канун Рождества, а, точнее, сидя за обеденным столом во время завтрака, обеда и ужина, греясь вечером возле камина, в котором игристо переливались языки пламени и приятно потрескивали дрова, с бокалом изысканного красного вина в руке и, удаляясь на ночь в свою комнату, Драко было как-то странно не по себе. Он сумел сделать вывод, что подобным образом на него действует присутствие отца, вот только почему - для него оставалось вопросом, ответ на который найти будет крайне тяжело.
Данное суждение ему удалось вывести по нескольким причинам. Во-первых он не видел Люциуса достаточно давно. В начале его каникул тот был на каком-то очередном "особенно важном" задании, порученном ему Темным Лордом, и вернулся только прошлой ночью, под утро. Драко слышал хлопок аппарации во дворе, стук входной двери и тихий звук шагов, который постепенно становился все громче и громче и, наконец, скрипнула его собственная дверная ручка, но потом шаги стали вновь отдаляться, а мальчик провалился в сон. Во-вторых, когда отец находится рядом, особенно в столь опасной близости, что приходится сдерживаться, что бы не протянуть руку и подававить желание дотронуться до его бледной, мертвенно-белой кожи, дышать становилось труднее, создавалось ощущение, что легкие скованны железной цепью, а по середине находится большой замок, который тянет их куда-то вниз, склеивая с желудком. По истине отвратительное чувство, Драко готов был поклясться в этом кому угодно.
Незаметно от родителей, Малфою-младшему удалось стащить из гостинной практически не тронутую отцом бутылку виски. Пожелав mama и papa спокойной ночи, он оставил их.
***
Он лежал на кровати, допивая третий бокал. Вы, наверное, спросите: Какой дурак станет пить виски из бокала? Но что оставалось делать наследнику старинного рода Малфоев, когда под рукою не было стакана, а пить из горла ему не позволяла столь хорошо привитая ему с самого раннего детства фамильная гордость? На самом деле, Драко никогда раньше не пил виски. Максимум, что он мог себе позволить до этого момента - немного вина на праздник, или же бутылку сливочного пива в Хогсмиде, или просто с друзьями на какой-нибудь вечеринке, посвященной, к примеру, победе Слизерина в матче по квиддичу.
Естественно, что с непривычки ему стало нехорошо. Сделав последний глоток, он опустил руку, и тут же послышался звук бьющегося об пол стекла, но Драко уже не слышал. Он закрыл глаза...
Картинки мелькали яркими вспышками, сердце глухо отдавалось в висках.
Маленькое хрупкое тело в чьих-то сильных и теплых руках...
Капельки пота не бледной коже, усеянной небольшими синяками...
Плачущий ребенок лет семи, совершенно голый, сидит на белой, но окровавленной простыне...
Серебристые волосы...
Плачущий ребенок.
Серебристые волосы.
Тусклый свет прикроватной лампочки.
Все больше и больше серебристых волос.
Драко проснулся в холодном поту. Его всего трясло и хотелось пить, но ему было не до этого. Моменты забытого прошлого продолжали мелькать в голове все так же ясно, как и во сне.
Тот маленький беззащитный мальчик - это он, Драко, в том периоде собственного детства, которого совершенно не помнит, будто память отшибло.
Все наши предпочтения так или иначе имеют сексуальную основу. В данном случае чувства к собственному отцу были вызваны сексуальным опытом, полученном с ним же в детстве. Человеческое сознание имеет свойство скрывать воспоминания, с которыми связано наибольшее количество отрицательных эмоций, но это не означает, что этих воспоминаний нету. Даже Обливэйт не способен уничтожать. Они есть, просто где-то слишком глубоко. Некая самооборона человеческого организма.
* в оригинальном тексте местоимением является "её" ("и любит ее...").
воскресенье, 02 октября 2011
Это будет темная, звездная ночь. Почему звездная? Потому что так романтичнее. Почему темная? Потому что это - ночь. Пожалуй, полнолуние, но я не уверен, посмотрим, как выйдет. Ты ведь не выбираешь, какой ночью приходить ко мне. Тебе плевать, лишь бы сделать мне больно к утру. Лишь бы с рассветом добиться того, что бы моя подушка стала насквозь промокшей от слез, а мои губы были искусаны в кровь. Такова твоя натура, что тут поделаешь?
Этой ночью ты будешь лежать на кровати и глядеть в потолок. Тебя будет мучить бессонница. Знаешь... Бессонница, она по-настоящему страшная штука, я понял это не так уж и давно. Хотя... Давно - как это? Сколько времени должно пройти, что бы я мог сказать это слово и не думать о том, что такое недавно? Как ты думаешь, года достаточно, или, все же, должно пройти больше времени? Я вот не знаю. Да это и не важно.
Вот я, к примеру, не замечаю, как реальность переходит в мир фантазий и грез, зато эта граница становится слишком четко ощутимой в тот момент, когда просыпаешься. И от одного лишь осознания этого - больно. Больно, когда понимаешь, что все мечты и самые сокровенные желания тебе просто напросто приснились и больше ничего. Опять. Снова. Вновь. Как и всегда.Из ночи в ночь - ничего не меняется. Зачем засыпать, если каждую ночь мне приходится наблюдать одно и то же? Смотреть на то, как ты меня трахаешь, и быть бессильным что либо сделать.
Зачем ты это делаешь? Зачем ты целуешь меня так нежно? Зачем ты водишь по моим бедрам своими тонкими пальцами с накрашенными, как правило черным лаком, ногтями? Зачем шепчешь на ухо весь этот сладкий бред, от которого мне сносит крышу, тем самым заставляя меня впадать в экстаз и касаясь волосами моей шеи, сбивая мое дыхание так, что мне кажется, будто я задыхаюсь? А может быть однажды я и вправду задохнусь? Возможно, это будет только к лучшему, но лишь возможно... Почему перед глазами все плывет, и я просыпаюсь с помутневшим взглядом и не менее помутневшим рассудком?
Однажды я приснюсь тебе. Приснюсь, а ты будешь так же шептать что любишь. Ты любишь меня, слышишь?! А проснувшись на утро плакать будешь уже ты. Не я. И ты поймешь, что я тебе правда не безразличен.
На следующее утро мы проснемся вместе. И уже никто не будет плакать.
Этой ночью ты будешь лежать на кровати и глядеть в потолок. Тебя будет мучить бессонница. Знаешь... Бессонница, она по-настоящему страшная штука, я понял это не так уж и давно. Хотя... Давно - как это? Сколько времени должно пройти, что бы я мог сказать это слово и не думать о том, что такое недавно? Как ты думаешь, года достаточно, или, все же, должно пройти больше времени? Я вот не знаю. Да это и не важно.
Вот я, к примеру, не замечаю, как реальность переходит в мир фантазий и грез, зато эта граница становится слишком четко ощутимой в тот момент, когда просыпаешься. И от одного лишь осознания этого - больно. Больно, когда понимаешь, что все мечты и самые сокровенные желания тебе просто напросто приснились и больше ничего. Опять. Снова. Вновь. Как и всегда.Из ночи в ночь - ничего не меняется. Зачем засыпать, если каждую ночь мне приходится наблюдать одно и то же? Смотреть на то, как ты меня трахаешь, и быть бессильным что либо сделать.
Зачем ты это делаешь? Зачем ты целуешь меня так нежно? Зачем ты водишь по моим бедрам своими тонкими пальцами с накрашенными, как правило черным лаком, ногтями? Зачем шепчешь на ухо весь этот сладкий бред, от которого мне сносит крышу, тем самым заставляя меня впадать в экстаз и касаясь волосами моей шеи, сбивая мое дыхание так, что мне кажется, будто я задыхаюсь? А может быть однажды я и вправду задохнусь? Возможно, это будет только к лучшему, но лишь возможно... Почему перед глазами все плывет, и я просыпаюсь с помутневшим взглядом и не менее помутневшим рассудком?
Однажды я приснюсь тебе. Приснюсь, а ты будешь так же шептать что любишь. Ты любишь меня, слышишь?! А проснувшись на утро плакать будешь уже ты. Не я. И ты поймешь, что я тебе правда не безразличен.
На следующее утро мы проснемся вместе. И уже никто не будет плакать.
Я медленно бреду по улице, сам не зная куда, и задеваю снег носками своих грубых черных сапог, наблюдая за тем, как он послушно разлетается в стороны. Совсем не сопротивляется. Зима...
"Я люблю снег."
Я чувствую, что постепенно начинаю замерзать все сильнее и сильнее. Шарф уже не греет, а руки попросту закоченели. Люблю ли я холод? Да. Но не такой. Не на столько. Этот уж больно сильный. Просто уже слишком отвык. Я захожу в ближайший дом, что бы хоть немного согреться. Странно, но кода на двери нет. Как будто специально для меня, или же просто подфартило? Зайдя, я с трудом осознаю, что это твой дом. Видимо, мозги тоже промерзли, причем насквозь. Нет, здесь меня не ждут, хоть и ждали когда-то. Но это в прошло. А, значит, остается второй вариант. Я иду вперед по коридору, сажусь на ступеньки, ведущие вверх. Напротив меня зимний сад.
"Не помню его."
"Я люблю снег."
Слишком давно тут не был. Ты в прошлом и все, что когда-либо было связано с тобой - тоже. Все белое-белое, как будто мороженое-пломбир, но я знаю, что это иллюзия, и на самом деле это всего лишь снег. Хотя, это не важно.
"Я ведь люблю снег."
Надеваю на голову свои большие наушники. Они шикарно смотрятся с этими сапогами. Как будто шли в комплекте, вот только... Вот только, где достать такой комплект?
"подскажите, дайте две."
"Я люблю снег."
Играет музыка, но я, почему-то, ее не слышу. Я просто знаю, что она играет и мне этого достаточно. Более чем. Я целиком погружаюсь в воспоминания, но при этом не могу ничего вспомнить. Оно и к лучшему.
"Я люблю снег."
Мне все еще холодно, но я не могу больше так сидеть. Не знаю, почему.
"Не могу и все..."
"Я люблю снег"
Что-то тянет меня туда, в садик, где невыносимый холод и слезы, которые так и не выкатились из глаз, заледенеют.
Встаю, и снова иду. Но на этот раз у меня есть цель. Приоткрываю дверцу и вхожу внутрь, если так можно выразиться.
"Я люблю снег."
Я вижу тебя.
"Я люблю снег."
Ты стоишь, облокотившись о стену и куришь тонкую сигарету.
"Я люблю снег."
Не переношу тонкие сигареты. но я вижу тебя.
"Снег, мать твою, снег!"
Рядом стоит он. Мне без разницы, наверное. Он тебя даже не обнимает, просто стоит рядом. Я подхожу ближе. Ты что-то говоришь, я отвечаю, сам не понимая, что несу.
"Я люблю снег."
Подбегает белоснежная собачка. Ты тушишь сигарету все о ту же стену и наклоняешься, что бы погладить ее. Ты берешь ее на ручки.
- Это моя собака, да.
Мой замороженный мозг не выдерживает. Сказав что-то напоследок, я разворачиваюсь и иду проч.
"Я люблю тебя."
"Я люблю снег."
Я чувствую, что постепенно начинаю замерзать все сильнее и сильнее. Шарф уже не греет, а руки попросту закоченели. Люблю ли я холод? Да. Но не такой. Не на столько. Этот уж больно сильный. Просто уже слишком отвык. Я захожу в ближайший дом, что бы хоть немного согреться. Странно, но кода на двери нет. Как будто специально для меня, или же просто подфартило? Зайдя, я с трудом осознаю, что это твой дом. Видимо, мозги тоже промерзли, причем насквозь. Нет, здесь меня не ждут, хоть и ждали когда-то. Но это в прошло. А, значит, остается второй вариант. Я иду вперед по коридору, сажусь на ступеньки, ведущие вверх. Напротив меня зимний сад.
"Не помню его."
"Я люблю снег."
Слишком давно тут не был. Ты в прошлом и все, что когда-либо было связано с тобой - тоже. Все белое-белое, как будто мороженое-пломбир, но я знаю, что это иллюзия, и на самом деле это всего лишь снег. Хотя, это не важно.
"Я ведь люблю снег."
Надеваю на голову свои большие наушники. Они шикарно смотрятся с этими сапогами. Как будто шли в комплекте, вот только... Вот только, где достать такой комплект?
"подскажите, дайте две."
"Я люблю снег."
Играет музыка, но я, почему-то, ее не слышу. Я просто знаю, что она играет и мне этого достаточно. Более чем. Я целиком погружаюсь в воспоминания, но при этом не могу ничего вспомнить. Оно и к лучшему.
"Я люблю снег."
Мне все еще холодно, но я не могу больше так сидеть. Не знаю, почему.
"Не могу и все..."
"Я люблю снег"
Что-то тянет меня туда, в садик, где невыносимый холод и слезы, которые так и не выкатились из глаз, заледенеют.
Встаю, и снова иду. Но на этот раз у меня есть цель. Приоткрываю дверцу и вхожу внутрь, если так можно выразиться.
"Я люблю снег."
Я вижу тебя.
"Я люблю снег."
Ты стоишь, облокотившись о стену и куришь тонкую сигарету.
"Я люблю снег."
Не переношу тонкие сигареты. но я вижу тебя.
"Снег, мать твою, снег!"
Рядом стоит он. Мне без разницы, наверное. Он тебя даже не обнимает, просто стоит рядом. Я подхожу ближе. Ты что-то говоришь, я отвечаю, сам не понимая, что несу.
"Я люблю снег."
Подбегает белоснежная собачка. Ты тушишь сигарету все о ту же стену и наклоняешься, что бы погладить ее. Ты берешь ее на ручки.
- Это моя собака, да.
Мой замороженный мозг не выдерживает. Сказав что-то напоследок, я разворачиваюсь и иду проч.
"Я люблю тебя."
Я сижу на подоконнике. Сейчас такое время, что ночи стали слишком короткими. Сейчас такое время, что только что стемнело, но уже вот-вот начнет светать.
Я люблю ночь. Мне нравится вот так вот сидеть ночью на подоконнике и курить сигарету, запивая ее зеленым чаем без сахара. Я наблюдаю за тем, как дым выходит из моего рта. Красиво. Нет. В мире не существует слова, подходящего к этому. Я лениво поднимаю глаза наверх. Моя семнадцатиэтажка кажется такой крошечной среди все этих огромных домов, что невольно создается такое ощущение, будто она вот-вот потеряется среди них. А потеряется - оно, наверное, и к лучшему. Люди не будут приходить в гости к соседям. К "тетушке сверху", к "тетушке снизу", да и к "тетушке по коридору и налево" тоже. Уходя из дома в магазин или на прогулку, люди не смогут найти дорогу обратно. И, в результате, здесь останусь один лишь я. Я, наедине со своими сигаретами, полностью погруженный в табачный дым.
Буду целыми днями отсыпаться, а когда ночи станут длиннее, я, однажды, может быть, позвоню тебе и спрошу о том, как у тебя дела, а ты ответишь: "Сука, я сплю", и мне этого будет достаточно, ведь мне не нужно ничего, кроме как изредка слышать твой голос, а о том, что я сука мне итак известно. Я не люблю людей. Я люблю тебя. Ты где-то далеко, а я сейчас лениво поднимаю глаза наверх и смотрю на громоздкие высотные здания, которые кажутся такими родными, к которым я привык с детства, среди которых я вырос. Вырос таким, какой есть сейчас.
На улице туман, наверное, в предвещании рассвета. Это смотрится так, как будто все строения подернуты пеленой дыма. Дыма, принадлежащего моим сигаретам. Я сижу и думаю о том, что, возможно, какая-нибудь бабушка сейчас проснется, высунется со своего сорок пятого - или какого там? - этажа в окно, в точности так же как и я, и попытается докричаться до меня. Она будет вещать ночному городу о том, что мой дым мешает ей спать, что курить в моем возрасте вредно, что я засоряю "очень чистый городской воздух", что, в конце концов, пепел может приземлиться прямо на голову той кошке, которую я пнул вечером вчерашнего дня, и которую каждое утро и перед сном кормит эта старушка, и сжечь "несчастному животному" всю ее облезлую, свалявшуюся комочками и пахнущую так, что я не понимаю как вообще можно находиться рядом с ней, шерсть. И когда бабушка закончит свою длинную и пламенную, обращенную, якобы, ко мне речь, она в порыве страсти взмахнет кулаком в воздухе, вывалится в окно, и, пролетев сквозь туман, расшибится в красную лепешку, смешанную со старыми тряпками. А меня никто не сможет обвинить в бабоубийстве (или как там это называется?), так как мой дом не найдут, ибо к тому времени он уже наверняка затеряется в тумане.
Я думаю об этом не потому, что мне хочется об эnом думать, а из-за того, что мне попросту думать больше не о чем.
Я кидаю сигаретный бычок вниз и слышу, как мяукнула кошка. "Попал," - мысленно ликую я.
Я люблю ночь. Мне нравится вот так вот сидеть ночью на подоконнике и курить сигарету, запивая ее зеленым чаем без сахара. Я наблюдаю за тем, как дым выходит из моего рта. Красиво. Нет. В мире не существует слова, подходящего к этому. Я лениво поднимаю глаза наверх. Моя семнадцатиэтажка кажется такой крошечной среди все этих огромных домов, что невольно создается такое ощущение, будто она вот-вот потеряется среди них. А потеряется - оно, наверное, и к лучшему. Люди не будут приходить в гости к соседям. К "тетушке сверху", к "тетушке снизу", да и к "тетушке по коридору и налево" тоже. Уходя из дома в магазин или на прогулку, люди не смогут найти дорогу обратно. И, в результате, здесь останусь один лишь я. Я, наедине со своими сигаретами, полностью погруженный в табачный дым.
Буду целыми днями отсыпаться, а когда ночи станут длиннее, я, однажды, может быть, позвоню тебе и спрошу о том, как у тебя дела, а ты ответишь: "Сука, я сплю", и мне этого будет достаточно, ведь мне не нужно ничего, кроме как изредка слышать твой голос, а о том, что я сука мне итак известно. Я не люблю людей. Я люблю тебя. Ты где-то далеко, а я сейчас лениво поднимаю глаза наверх и смотрю на громоздкие высотные здания, которые кажутся такими родными, к которым я привык с детства, среди которых я вырос. Вырос таким, какой есть сейчас.
На улице туман, наверное, в предвещании рассвета. Это смотрится так, как будто все строения подернуты пеленой дыма. Дыма, принадлежащего моим сигаретам. Я сижу и думаю о том, что, возможно, какая-нибудь бабушка сейчас проснется, высунется со своего сорок пятого - или какого там? - этажа в окно, в точности так же как и я, и попытается докричаться до меня. Она будет вещать ночному городу о том, что мой дым мешает ей спать, что курить в моем возрасте вредно, что я засоряю "очень чистый городской воздух", что, в конце концов, пепел может приземлиться прямо на голову той кошке, которую я пнул вечером вчерашнего дня, и которую каждое утро и перед сном кормит эта старушка, и сжечь "несчастному животному" всю ее облезлую, свалявшуюся комочками и пахнущую так, что я не понимаю как вообще можно находиться рядом с ней, шерсть. И когда бабушка закончит свою длинную и пламенную, обращенную, якобы, ко мне речь, она в порыве страсти взмахнет кулаком в воздухе, вывалится в окно, и, пролетев сквозь туман, расшибится в красную лепешку, смешанную со старыми тряпками. А меня никто не сможет обвинить в бабоубийстве (или как там это называется?), так как мой дом не найдут, ибо к тому времени он уже наверняка затеряется в тумане.
Я думаю об этом не потому, что мне хочется об эnом думать, а из-за того, что мне попросту думать больше не о чем.
Я кидаю сигаретный бычок вниз и слышу, как мяукнула кошка. "Попал," - мысленно ликую я.
Я сижу и курю сигарету. Красивую черную сигарету. Мою любимую. Она пахнет розами и еще чем-то непонятным, но ее запах сводит меня с ума, вне зависимости от того, что это. Не знаю, какую уже по счету, не считал. Какой смысл считать сигареты? Кури, пока есть возможность. Живи, пока есть возможность, пока смола вперемешку с никотином не заполнили твои легкие целиком и полностью, окрасив в черный цвет. В цвет этой сигареты, которую я сейчас сжимаю между двух пальцев. Умираешь - умирай тихо. Без прелюдий. Без лишних слов. Даже без слов вообще. Слова - это просто слова, это пустое и никому не нужное. Люди думают, что для них это важно, но они глубоко заблуждаются и далеко не всем дано это понять. И пусть в последние минуты твоей жизни с губ срывается такой же спокойный и безмятежный серебристо-беловатый дым, как и всегда. Как будто вовсе ничего и не происходит, как будто ничего не случилось, совсем ничего. Как будто ты такой же, как и всегда, но он покинет этот мир вместе с тобой.
Я всегда любил дым, люблю и сейчас, буду любить и потом, если это "потом" настанет. Я никогда не заглядываю в будущее. Не люблю. Это глупо. Зачем гадать, если гадать не умеешь? Я нахожу это абсолютно бессмысленным, но все же... Если не думать о будущем, то приходится жить прошлым, ибо настоящим не получается, оно слишком быстро летит. Мгновение назад, вроде, было "сейчас", и - БАЦ! - уже "раньше". А если жить прошлым, то ничего хорошего из этого не выйдет. Поэтому я живу дымом. Он такой красивый... Медленно струится по прозрачной неизвестности, называемой воздухом. Кто его так назвал? Люди. Глупые люди, которые сменяют друг друга из поколения в поколение.
Струйка за струйкой вылетает из моего рта, какое то время парит вокруг, но вскоре растворяется, и тогда приходится выпускать новую. И так раз за разом. И так постоянно. Наверное, я влюблен, поэтому и говорю "люблю", просто так бы не стал. Я думаю, что именно это чувство люди называют любовью. Чувство, которым я проникся к сигаретному дыму. У меня болят легкие, но ведь говорят, что любить больно, а, значит, я люблю. Моя проблема в том, что я никогда не узнаю, взаимно это, или же нет, ведь дым не умеет разговаривать. Да мне, собственно, и не нужны слова, ведь разговаривают люди, а они мне тоже не нужны. Достаточно того, что я просто люблю. Что я умею любить...
Я всегда любил дым, люблю и сейчас, буду любить и потом, если это "потом" настанет. Я никогда не заглядываю в будущее. Не люблю. Это глупо. Зачем гадать, если гадать не умеешь? Я нахожу это абсолютно бессмысленным, но все же... Если не думать о будущем, то приходится жить прошлым, ибо настоящим не получается, оно слишком быстро летит. Мгновение назад, вроде, было "сейчас", и - БАЦ! - уже "раньше". А если жить прошлым, то ничего хорошего из этого не выйдет. Поэтому я живу дымом. Он такой красивый... Медленно струится по прозрачной неизвестности, называемой воздухом. Кто его так назвал? Люди. Глупые люди, которые сменяют друг друга из поколения в поколение.
Струйка за струйкой вылетает из моего рта, какое то время парит вокруг, но вскоре растворяется, и тогда приходится выпускать новую. И так раз за разом. И так постоянно. Наверное, я влюблен, поэтому и говорю "люблю", просто так бы не стал. Я думаю, что именно это чувство люди называют любовью. Чувство, которым я проникся к сигаретному дыму. У меня болят легкие, но ведь говорят, что любить больно, а, значит, я люблю. Моя проблема в том, что я никогда не узнаю, взаимно это, или же нет, ведь дым не умеет разговаривать. Да мне, собственно, и не нужны слова, ведь разговаривают люди, а они мне тоже не нужны. Достаточно того, что я просто люблю. Что я умею любить...
Надо улыбаться, чтоб живым казаться. (с.) - Otto Dix - "Надо улыбаться"
Мэтт сидел и смотрел в окно. Было забавно наблюдать, сквозь запотевшее стекло, за людишками, старающимися спрятаться от дождя. Но это было раньше. Сейчас же, он прекрасно осознавал, что, еще минута-другая и он сам окажется среди них. В их бесконечном потоке.
В его голове всё еще мерцали мысли, не покидавшие его, всё еще отдавались эхом в ушах те слова и отражался в каплях размытый силуэт врача.
..."Рак"...
..."Поджелудочная железа"...
..."Не излечим"...
..."От силы две недели"...
Нет, он не боялся смерти. Он, можно сказать, даже хотел умереть. Адские боли, мучавшие его последние несколько дней, скоро прекратятся, прекратится и боль душевная. Мэтт Больше не увидит его глаза, не услышит его смех, не будет смотреть на губы, которые ему так хотелось поцеловать... Остался всего лишь один раз, всего одна встреча, Мэтт знает наперед, что Лемурэ не придет к нему в больницу.
Оно и к лучшему...
Лениво взяв уставшей рукой телефон, он набрал номер. Послышались гудки.
"Подойди, подойди, подойди... Возьми же ты трубку, черт!.."
Голос в трубке прервал раздражающее слух гудение:
- Да.
- Ты дома?
- Не имеет значения.
- Скажи.
- Что тебе нужно?
- Встретиться и поговорить.
- Ты прекрасно знаешь, что мне с тобой не о чем разговаривать.
Мэтт одел кеды и вышел на улицу. Его голос оставался твердым, а слезы смешались с дождем.
- Это важно.
- Ладно, подходи, я сейчас спущусь.
Дом Лемурэ был совсем близко, так что ему не пришлось идти долго. Он сел на ступеньку. Ждать не пришлось. Почти сразу дверь подъезда открылась, оттуда вышел парень. Такой пафосный... С незажженной сигаретой в зубах. Демонстративно достав из кармана спички, он прикурил и выпустил густой клуб дыма.
- Здорова...
- Угу... - Мэтт опустил голову.
- Ммм... О чем ты хотел поговорить? Если это окажется как в прошлый раз...
- Нет. не окажется.
- Тогда валяй.
- Дай сигарету.
- Ай-яй-яй... Ты же бросил.
- Как бросил - так и начну.
- Вот, - парень кинул ему пачку, тот закурил, - А теперь говори.
- Я умру.
Лемурэ посмотрел на него и серьезно покачал головой:
- Не смешно.
- Да какая тебе то разница?! Тебе же плевать!
- Почему же тогда ты пришел именно ко мне?
- Я пришел сказать другое. И я это скажу: Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ.
Он встал и собрался уходить, но тот преградил ему путь.
- Пусти меня!
- Что говорят врачи? - голос звучит тихо-тихо, и Мэтту этого достаточно, что бы успокоиться.
- Одна неделя. От силы две.
- Я навещу тебя в больнице.
- Мне это не нужно.
- Тебя никто не спрашивал, идиот. Это нужно мне.
- Зачем?
- Сказал "нужно" - значит нужно. Говори адрес.
- Я ничего тебе не скажу, пусти!..
- Никуда ты не уйдешь.
- Уйду. Я не хочу больше тебя видеть. Я не могу...
Лемурэ прижал его к двери подъезда, спиной к холодному железу, и страстно поцеловал. оторвавшись от губ Мэтта, он грубо произнес:
- А теперь - вали отсюда.
Мэтт смотрел на него и не мог пошевелиться. Он видел, как фигура, стоявшая перед ним, быстро ускользала, слышал, как захлопнулась дверь.
Раскат грома, удар молнии. Лезвием по венам, ножом в душу.
Умереть. Умереть как можно быстрее, пока не вернулась желание жить.
Умереть с улыбкой на губах.
Мой милый мальчик... Это была любовь с первого взгляда. Да-да. Та самая, в которую я не верил раньше, не верю и до сих пор. Я ведь тебя почти не знаю, но, при этом, знаком с тобой куда лучше, чем кто-либо другой. Я знаю тебя больше, чем ты сам. Понятия не имею о том, как тебя зовут, но это не имеет значения. Твое имя не известно никому. Даже тебе.
Открыв глаза, после нахлынувшей столь внезапно волны слепого вдохновения, я понял, что ты и есть тот самый, которого я искал все эти годы. Тот самый, кого я высматривал на шумных улицах, полных этих никчемных и столь жалких людишек. Ты - тот самый. Единственный.
Сука, я не могу больше рисовать. Карандаш сам выпадает из моих рук, стоит ему только коснуться бумаги. Почему? Я прекрасно знаю ответ на этот вопрос. Он более, чем прост. Я боюсь, вот и всё. Мне становится страшно от того, что я могу изобразить что-то, еще более прекрасное, чем тебя. Меня пугают одни только мысли об этом. Странно? Ни капли. Просто, однажды, это должно было случиться. Если не сейчас, то когда? Через месяц? Через год? Через десять лет? Возможно, это был бы предсмертный рисунок, а, возможно, картина, сорвавшая свадьбу, разлучившая меня с девушкой, которую, как бы мне казалось до этого события, я любил. "Все, что ни делается - то к лучшему"... дурацкая фраза. Всю жизнь она меня дико бесила. Но ведь это действительно так. Теперь нету смысла выходить на улицу, и, сидя на какой-нибудь облезлой лаке, пялиться на эту гребаную, медленно протекающую мимо толпу, пытаясь кого-то увидеть. Заставляя себя смотреть еще и еще...
Теперь всё, что мне нужно, у меня есть. не в такой, конечно же, мере, как бы мне хотелось, но хоть что-то...
* * *
"Молодого художника нашли мертвым в его же квартире. Это не было убийство. Суицид. У творческих людей такое бывает часто от отсутствия вдохновения. На самом деле, жаль. Талантливый был художник. Я... Мы с моей коллегой считаем, что наша страна многое потеряла с его уходом. Его нашли в ванной, он вскрыл себе вены осколком стекла, которое, по видимости, служило частью рамы какой-либо картины. Скорее всего той, которую нашли в той же ванной. Из-за воды краски размылись и приобрели кроваво-красный оттенок. Мы можем лишь полагать, что на холсте было изображено человеческое лицо, но это всего лишь догадки. Правда остается столь же немой, сколь и её хранитель..." - гласил мужской голос в городской программе о сводках за прошедший день.
Открыв глаза, после нахлынувшей столь внезапно волны слепого вдохновения, я понял, что ты и есть тот самый, которого я искал все эти годы. Тот самый, кого я высматривал на шумных улицах, полных этих никчемных и столь жалких людишек. Ты - тот самый. Единственный.
Сука, я не могу больше рисовать. Карандаш сам выпадает из моих рук, стоит ему только коснуться бумаги. Почему? Я прекрасно знаю ответ на этот вопрос. Он более, чем прост. Я боюсь, вот и всё. Мне становится страшно от того, что я могу изобразить что-то, еще более прекрасное, чем тебя. Меня пугают одни только мысли об этом. Странно? Ни капли. Просто, однажды, это должно было случиться. Если не сейчас, то когда? Через месяц? Через год? Через десять лет? Возможно, это был бы предсмертный рисунок, а, возможно, картина, сорвавшая свадьбу, разлучившая меня с девушкой, которую, как бы мне казалось до этого события, я любил. "Все, что ни делается - то к лучшему"... дурацкая фраза. Всю жизнь она меня дико бесила. Но ведь это действительно так. Теперь нету смысла выходить на улицу, и, сидя на какой-нибудь облезлой лаке, пялиться на эту гребаную, медленно протекающую мимо толпу, пытаясь кого-то увидеть. Заставляя себя смотреть еще и еще...
Теперь всё, что мне нужно, у меня есть. не в такой, конечно же, мере, как бы мне хотелось, но хоть что-то...
* * *
"Молодого художника нашли мертвым в его же квартире. Это не было убийство. Суицид. У творческих людей такое бывает часто от отсутствия вдохновения. На самом деле, жаль. Талантливый был художник. Я... Мы с моей коллегой считаем, что наша страна многое потеряла с его уходом. Его нашли в ванной, он вскрыл себе вены осколком стекла, которое, по видимости, служило частью рамы какой-либо картины. Скорее всего той, которую нашли в той же ванной. Из-за воды краски размылись и приобрели кроваво-красный оттенок. Мы можем лишь полагать, что на холсте было изображено человеческое лицо, но это всего лишь догадки. Правда остается столь же немой, сколь и её хранитель..." - гласил мужской голос в городской программе о сводках за прошедший день.
Я поднялся на крышу не потому что мне хотелось умереть, нет. Мысли о самоубийстве, в последнее время, посещали меня всё реже и реже. Я просто любил курить, любуясь на ночной город, вот и всё. Мне нравится высота... Нравилась. Раньше. До этой ночи. До того, как случилось это... Я знаю, что не виноват. Точнее, я хочу верить в то, что я тут не при чем, но верится слабо. Я всё больше начинаю винить себя.
Я прекрасно помню ту ночь. Я залез на крышу своего дома. Шел дождь. Капли бешено вертелись, разбиваясь о бетонную поверхность стен. Было около трех часов, после полуночи. Ноябрь. Шестнадцатое ноября. Холодно. Но я был в одной рубашке. По глупости, забыл надеть куртку. Замерз? Не помню. В любом случае... Я хотел курить, в руке держал зажигалку, во рту - сигарету. Прикурил. Почти счастлив...
Выдохнув густой клуб дыма, я развернулся. Хотел подойти к краю крыши, но тут, за стеной дождя, увидел его... Было видно, что парень собирается прыгнуть. Я уверенно сделал несколько шагов ему навстречу. Он обернулся на шум, и, в этот момент, я смог разглядеть его лицо.
Спутавшиеся, мокрые черные волосы. Косая челка. Эти большие серые глаза... Где-то я их уже видел.
Судорожно пытался вспомнить, где. Сердце билось, как бешеное. Ах, да... Точно. Вспомнил. Эйри. Его зовут Эйри.
- Эйри... - я подошел к нему вплотную.
Он как-то странно улыбнулся. Это даже не было похоже на улыбку. Скорее, звериный оскал. Отвел глаза в сторону, смотря куда-то вниз, сверля взглядом одну точку.
- Видишь... Я не забыл, - провел рукой по его щеке.
Эйри, как будто ему влепили не хилую пощечину, зажмурился, и, слегка пошатнувшись, упал вниз. Последнее, что я запомнил, это то, что во время падения он продолжал дико улыбаться.
Я взглянул на свою руку. На ней всё еще остались ощущения теплых прикосновений и... кровь? Странно. Поднеся кисть к губам, я лизнул указательный палец. Его кровь. Я помню этот вкус. Мне хватило всего лишь одного раза, что бы запомнить навсегда.
Встав на то место, где, только что, стоял он, я уставился вниз.
- Эйри... Мой Эйри... Нет. Уже не мой, - я поднял глаза на небо. - Теперь уже Ваш.
* * *
Ночь. Ресторан. Я зашел выпить чашечку кофе. Свободных столиков не было. Везде сидели семьи или шумные компании, и лишь за одним столиком я обнаружил одинокого скучающего парня. Что-то сразу подсказало мне, что он не будит против, если я скрашу его одиночество. Такие мальчики, как он, не часто заводят новые знакомства.
В тот день, он выглядел совершенно иначе. Черные волосы лежали аккуратно, было заметно, что он укладывает их лаком. Глаза жирно подведены черным карандашом, словно у девчонки. Шипованый ошейник на шее... Такой типичный эмо-бой, да.
Я сел напротив него и, протянув ему правую руку, назвал своё имя. Улыбнувшись детской, невинной улыбкой, он пожал мою руку:
- Эйри.
Был ноябрь. Если не ошибаюсь, шестнадцатое число. Да, точно. День рождения Мио, гитариста моей любимой группы. Эйри чем-то был на него похож... Примерно в три часа ночи мы дошли до моего дома. Он отказался заходить в квартиру, потащил меня на крышу. Было холодно, но нам это не мешало. Нас грело желание. Шел сильный дождь. Я помню, как капли стекали по его обнаженному телу.
Это была лучшая ночь в моей жизни.
Придурок. Идиот. Кретин. Я даже не смог попросить у него номер телефона. Забыл. Попросту забыл. Так глупо...
* * *
Прошел ровно год с того дня. И, ровно год, я, каждую ночь, выходил покурить на крышу. Наверное, изначально, я поднимался туда в надежде на то, что увижу его. Со временем, его лицо стало забываться... Запомнились лишь глаза и вкус его крови... Имя... Если бы я так долго не вспоминал его имя, возможно, он остался бы жить... Я ведь его почти не знал... Почему же мне стало так больно? С его смертью, стало как-то пусто внутри... Бесит.
Я всё еще просыпаюсь по ночам в три часа. Мой внутренний будильник. Но я больше не хожу на крышу. Я бросил курить.
Я прекрасно помню ту ночь. Я залез на крышу своего дома. Шел дождь. Капли бешено вертелись, разбиваясь о бетонную поверхность стен. Было около трех часов, после полуночи. Ноябрь. Шестнадцатое ноября. Холодно. Но я был в одной рубашке. По глупости, забыл надеть куртку. Замерз? Не помню. В любом случае... Я хотел курить, в руке держал зажигалку, во рту - сигарету. Прикурил. Почти счастлив...
Выдохнув густой клуб дыма, я развернулся. Хотел подойти к краю крыши, но тут, за стеной дождя, увидел его... Было видно, что парень собирается прыгнуть. Я уверенно сделал несколько шагов ему навстречу. Он обернулся на шум, и, в этот момент, я смог разглядеть его лицо.
Спутавшиеся, мокрые черные волосы. Косая челка. Эти большие серые глаза... Где-то я их уже видел.
Судорожно пытался вспомнить, где. Сердце билось, как бешеное. Ах, да... Точно. Вспомнил. Эйри. Его зовут Эйри.
- Эйри... - я подошел к нему вплотную.
Он как-то странно улыбнулся. Это даже не было похоже на улыбку. Скорее, звериный оскал. Отвел глаза в сторону, смотря куда-то вниз, сверля взглядом одну точку.
- Видишь... Я не забыл, - провел рукой по его щеке.
Эйри, как будто ему влепили не хилую пощечину, зажмурился, и, слегка пошатнувшись, упал вниз. Последнее, что я запомнил, это то, что во время падения он продолжал дико улыбаться.
Я взглянул на свою руку. На ней всё еще остались ощущения теплых прикосновений и... кровь? Странно. Поднеся кисть к губам, я лизнул указательный палец. Его кровь. Я помню этот вкус. Мне хватило всего лишь одного раза, что бы запомнить навсегда.
Встав на то место, где, только что, стоял он, я уставился вниз.
- Эйри... Мой Эйри... Нет. Уже не мой, - я поднял глаза на небо. - Теперь уже Ваш.
* * *
Ночь. Ресторан. Я зашел выпить чашечку кофе. Свободных столиков не было. Везде сидели семьи или шумные компании, и лишь за одним столиком я обнаружил одинокого скучающего парня. Что-то сразу подсказало мне, что он не будит против, если я скрашу его одиночество. Такие мальчики, как он, не часто заводят новые знакомства.
В тот день, он выглядел совершенно иначе. Черные волосы лежали аккуратно, было заметно, что он укладывает их лаком. Глаза жирно подведены черным карандашом, словно у девчонки. Шипованый ошейник на шее... Такой типичный эмо-бой, да.
Я сел напротив него и, протянув ему правую руку, назвал своё имя. Улыбнувшись детской, невинной улыбкой, он пожал мою руку:
- Эйри.
Был ноябрь. Если не ошибаюсь, шестнадцатое число. Да, точно. День рождения Мио, гитариста моей любимой группы. Эйри чем-то был на него похож... Примерно в три часа ночи мы дошли до моего дома. Он отказался заходить в квартиру, потащил меня на крышу. Было холодно, но нам это не мешало. Нас грело желание. Шел сильный дождь. Я помню, как капли стекали по его обнаженному телу.
Это была лучшая ночь в моей жизни.
Придурок. Идиот. Кретин. Я даже не смог попросить у него номер телефона. Забыл. Попросту забыл. Так глупо...
* * *
Прошел ровно год с того дня. И, ровно год, я, каждую ночь, выходил покурить на крышу. Наверное, изначально, я поднимался туда в надежде на то, что увижу его. Со временем, его лицо стало забываться... Запомнились лишь глаза и вкус его крови... Имя... Если бы я так долго не вспоминал его имя, возможно, он остался бы жить... Я ведь его почти не знал... Почему же мне стало так больно? С его смертью, стало как-то пусто внутри... Бесит.
Я всё еще просыпаюсь по ночам в три часа. Мой внутренний будильник. Но я больше не хожу на крышу. Я бросил курить.
Я твое отраженье,
Я - твои ложь и сомнения,
Я твоя истина,
Непреодолимая стена.
Тебе меня не победить
И не переубедить.
Я буду вечно с тобой,
У тебя нет власти надо мной. (с.)
Otto Dix - Война.
Я - твои ложь и сомнения,
Я твоя истина,
Непреодолимая стена.
Тебе меня не победить
И не переубедить.
Я буду вечно с тобой,
У тебя нет власти надо мной. (с.)
Otto Dix - Война.
"Я люблю тебя." - Мне не нужно произносить этих слов, ты и так всё знаешь, в принципе так же, как и я знаю о тебе всё. Лучше бы не знал, но, увы, это невозможно. Я знаю о том, как сильно ты из-за него мучаешься, но, поверь - я мучаюсь гораздо больше, хотя... тебе не нужно в это верить, тебе ведь и так всё известно. Я не переношу постоянного времяпрепровождения в твоём присутствии, это просто невыносимо. Но, с другой стороны, я благодарен Богу за то, что ты всегда рядом. Да, я Ему благодарен, хотя и не верю в Него. Но я благодарю Его лишь потому, что ты веришь. Глупо, но... Увы, мне ничего не остается, кроме этого.
Я чувствую, как ты мучаешься и от этого мне еще больнее, ведь самая ужасная боль - это страдания любимого человека, осознание того, как ему плохо. Я знаю о том, что ему на тебя наплевать, и это убивает в тебе последние надежды. Надежды... А ведь все мои надежды уже давно мертвы. Я похоронил их рядом со своим счастьем... Под твоей половиной моего сердца. Сердца, которое вот-вот перестанет биться.
[Сейчас.]
Я подхожу к зеркалу. Я вижу там тебя. Провожу рукой по твоей щеке, пытаюсь поцеловать. Безрезультатно. Как, собственно, и всегда. Твои губы холодные. Естественно... А чего я хотел? Стекло всегда холодное, и его, как и человеческую жизнь легко сломать... Разбить. Срываю зеркало со стены и кидаю на пол. Больше не хочу тебя видеть. Осколок порезал ладонь. Смотрю на текущую кровь. Твоя кровь... Твоя рука... Подхожу к распахнутому окну. Достаю сигарету. Я не переношу табак, ты знаешь... Но тебе это всегда помогало успокоиться. Я должен был бы уже к этому привыкнуть. И привык. Я глубоко затягиваюсь, чувствую, видимо с непривычки, как дает в голову, начинает болеть грудь, чешется горло. Еще бы... Один раз приложился к сигарете, а уже нету почти половины. Ты пытаешься что-то сказать, но сейчас этот разум полностью принадлежит мне, и тебе в нем уже никогда не найдется места. Я не хочу слышать твоего голоса перед смертью... Я мазохист, но не настолько.
В последний раз стряхиваю пепел. Отвратительное чувство, но тебе, наверное, это нравится. Не знаю. Встаю на подоконник. Голова кружится. Немного тошнит. Из груди вырывается кашель. Такой же, как и у тебя.
Высоко... Ты всегда боялся высоты, а мне до нее нет, не было и уже не будет никакого дела. Так же, как и до этой жизни. Я уверенно делаю шаг вперед.
[Мой любимый... Ты умрешь вместе со мной. И нам обоим станет легче.]
Он шел босиком по песку,
Ногами задевая воду,
Он шел в ту кромешную тьму,
Порожденную небосводом
.Его терзали мечты
О том, чего никогда не вернуть,
Ему нужен был один лишь ты,
И поэтому он продолжил путь.
Но, вскоре, надежда пропала,
А пятки сбились в кровь,
Открытые раны щипало
Соленой водой вновь и вновь.
Он шел, не замечая боли,
До самого конца,
Огромным усилием воли
Он не сошел с ума.
Ведь было столь просто свихнуться,
Когда так солнце жжет,
И некуда ему вернуться,
Никто и нигде не ждет.
На самом деле ждали.
Невеста, мать и отец.
Но жестоко он в души плевал им,
Свой выбирая конец.
Ногами задевая воду,
Он шел в ту кромешную тьму,
Порожденную небосводом
.Его терзали мечты
О том, чего никогда не вернуть,
Ему нужен был один лишь ты,
И поэтому он продолжил путь.
Но, вскоре, надежда пропала,
А пятки сбились в кровь,
Открытые раны щипало
Соленой водой вновь и вновь.
Он шел, не замечая боли,
До самого конца,
Огромным усилием воли
Он не сошел с ума.
Ведь было столь просто свихнуться,
Когда так солнце жжет,
И некуда ему вернуться,
Никто и нигде не ждет.
На самом деле ждали.
Невеста, мать и отец.
Но жестоко он в души плевал им,
Свой выбирая конец.
Очередная ломка.
Я не в силах подняться с постели.
В висках отдается звонко
Пульсирующая боль во всем теле.
Не стоило начинать -
Теперь не могу я бросить.
Задолбал ты мне нервы терзать,
Для меня это последняя осень.
Недолго осталось мне
Смотреть на твою улыбку,
Растворюсь я во мгле,
Оборвет смерть нитку.
Стоит лишь вытянуть руку,
Как окажется в ней полный шприц.
Прислушаюсь к сердца стуку.
Еще мгновение... И мир падет ниц.
Падет этот мир ниц.
Передо мной.
В моей руке зажат шприц.
С наркотой.
Я не в силах подняться с постели.
В висках отдается звонко
Пульсирующая боль во всем теле.
Не стоило начинать -
Теперь не могу я бросить.
Задолбал ты мне нервы терзать,
Для меня это последняя осень.
Недолго осталось мне
Смотреть на твою улыбку,
Растворюсь я во мгле,
Оборвет смерть нитку.
Стоит лишь вытянуть руку,
Как окажется в ней полный шприц.
Прислушаюсь к сердца стуку.
Еще мгновение... И мир падет ниц.
Падет этот мир ниц.
Передо мной.
В моей руке зажат шприц.
С наркотой.
У меня чувства гораздо выше,
Чем то, сто вы зовете "любовью".
А может, лучше сброситься с крыши,
Забрызгав прохожих кровью?
Нет. Моя кровь не должна их коснуться.
Они этого не достойны.
Эти жалкие люди,
Которые жизнью довольны.
Поэтому умру я лучше
У тебя в ванной.
Предварительно приняв с тобой душ,
Удовлетворившись плотью желанной.
Я буду иметь тебя страстно,
Ведь это в последний раз,
Мой голос, итак слишком властный,
Отдаст последний приказ.
Я прикажу тебе уйти.
И ты уйдешь, беспрекословно.
Я буду вспоминать о любви,
Умирая безмолвно.
Чем то, сто вы зовете "любовью".
А может, лучше сброситься с крыши,
Забрызгав прохожих кровью?
Нет. Моя кровь не должна их коснуться.
Они этого не достойны.
Эти жалкие люди,
Которые жизнью довольны.
Поэтому умру я лучше
У тебя в ванной.
Предварительно приняв с тобой душ,
Удовлетворившись плотью желанной.
Я буду иметь тебя страстно,
Ведь это в последний раз,
Мой голос, итак слишком властный,
Отдаст последний приказ.
Я прикажу тебе уйти.
И ты уйдешь, беспрекословно.
Я буду вспоминать о любви,
Умирая безмолвно.
Я сам себе копаю могилу,
Взяв в руки большую лопату,
Навсегда попрощаюсь я с мамой,
С сестрой и любимым братом.
Мне ничего не удается,
Кроме как умереть,
С трудом мне удается
Игру под кожу вдеть.
Я внутрь введу лекарство
И будет мне вовсе не больно,
Все в этой жизни было напрасно,
Сейчас истеку я кровью.
Я знаю - я умру красиво,
Поэтому мне не жалко.
Ты знаешь - я не люблю пиво,
Выпью напоследок Alko.
Всего один глоточек -
Я чувствую тепло.
Мама будет ругаться,
Но мне уже все равно.
Последняя сигарета,
Вдох-выдох-вдох...
Я умру, не попробовав "это",
Но зная, что такое любовь.
Я даже не услышу,
Как она будет плакать.
Я просто копаю могилу,
Взяв в руки лопату.
Взяв в руки большую лопату,
Навсегда попрощаюсь я с мамой,
С сестрой и любимым братом.
Мне ничего не удается,
Кроме как умереть,
С трудом мне удается
Игру под кожу вдеть.
Я внутрь введу лекарство
И будет мне вовсе не больно,
Все в этой жизни было напрасно,
Сейчас истеку я кровью.
Я знаю - я умру красиво,
Поэтому мне не жалко.
Ты знаешь - я не люблю пиво,
Выпью напоследок Alko.
Всего один глоточек -
Я чувствую тепло.
Мама будет ругаться,
Но мне уже все равно.
Последняя сигарета,
Вдох-выдох-вдох...
Я умру, не попробовав "это",
Но зная, что такое любовь.
Я даже не услышу,
Как она будет плакать.
Я просто копаю могилу,
Взяв в руки лопату.